Диктатура профессионального долга и чести

Для последних поколений российских граждан слово “диктатура” прочно ассоциируется с узурпацией власти одним человеком или группой лиц, с репрессиями или притеснениями, с ограничением прав и свобод, с лагерями и рабским трудом. При диктатуре пролетариата жили, при сталинской диктатуре жили, при псевдодемократической диктатуре тоже, при криминальной диктатуре довелось пожить. В этом смысле на подсознательном и сознательном уровнях понятен внутренний протест к ни в чем неповинному в общем-то хорошему слову. Возможно, не стоило из чисто психологических соображений включать это слово в заголовок. Тем более, что его довольно часто используют по разным поводам, уместно и не очень. В дело и не в дело. По необходимости и без оной. Наверное, и в данном случае можно было бы подобрать несколько синонимов и обойтись без скомпрометированного термина. Но чем больше я размышлял над тем, применять слово “диктатура” или не применять, тем больше укреплял в себе уверенность в том, что равного по смысловой емкости синонима нет. В том смысловом понятии, которое обычно мы вкладываем в слово “диктатура”, главным является власть. Власть сильного над слабым, одного человека или маленькой группы людей над всеми остальными. Но не только людей. Например, “диктатура закона”. Как-то реже мы задумываемся над тем, что и в отдельно взятом человеке происходит внутренняя борьба разных начал, мотивов, стремлений, желаний, чувств. При этом одни неизбежно берут верх над остальными. В результате человек становится либо злым, либо добрым, либо честным, либо лжецом, либо законопослушным, либо преступником, либо трудолюбивым, либо ленивым. Все зависит от того, какая “внутренняя диктатура” устанавливается в каждом из нас. Есть и такая часть людей, у которых в силу природных качеств и воспитания нет внутреннего стержня. Такая вот “пластилиновая” категория. Они, как травинки, клонятся от малейших жизненных, бытовых, политических дуновений. Слабые и, как правило, ничего не достигающие люди. Они могут быть добрыми и тут же совершить подлость. Могут любить и при случае предать. Могут добросовестно работать много лет, а в критической ситуации покинуть свой пост.
В медицине такие люди наиболее опасны. Зато особенно ценны те, у которых существует внутренняя диктатура профессиональной ответственности и долга. Если бы меня спросили, каким кроме ума качеством должен обладать стремящийся в медицину человек, то я бы ответил: имеющий в себе “царя”. Обладающие внутренней диктатурой долга и чести люди наиболее пригодны для врачебной профессии. Вероятно, не очень сложно придумать некий набор психологических тестов, позволяющий судить о наличии или отсутствии такого внутреннего стержня. До сих пор общество не ставило перед собой подобной задачи, поскольку существовало распространенное представление о том, что плохие люди в медицину сами не пойдут. И для этого были определенные предпосылки. Прежде всего – низкая общественная оценка труда врача. Добровольно обречь себя на очень плохо оплачиваемый, тяжелый и ответственный труд могут только увлеченные люди. Это было заблуждением, поскольку изрядная часть становилась врачами только потому, что не имела ни математических способностей, ни ярко выраженных талантов, ни определенных устремлений. В последнее время, когда врачебная профессия становится экономически привлекательной, к таковым добавилась значительная часть корыстных людей. Особенно в таких областях, как стоматология, хирургия, гинекология, урология, венерология. В тех, где при определенных обстоятельствах между врачом и пациентом появляются довольно большие деньги.
Наступает такое время, когда дальнейшее ослабление нравственного потенциала врачей становится опасным явлением и для профессии, и для пациентов. В целом, в обществе уже начался процесс девальвации врачебного звания. Все чаще люди высказывают недовольство врачами и здравоохранением. Далее может произойти разрушение тысячелетиями формировавшегося высокого авторитета врача, а это отнюдь не будет способствовать прогрессу медицины и повышению благосостояния медиков. Это в последующем приведет к еще большему засилию всякого рода знахарей, целителей, экстрасенсов, колдунов и прочей дремучей и жадной на наживу братии. Ослабление нравственного потенциала врачей является тем самым субстратом, на котором размножается и крепнет паразитирующая вокруг научной медицины плесень. Ослабление диктатуры долга и чести у ученых приводит к тому, что тысячи онкологических больных теряют время на “лечение” плавниками акулы или слабым раствором сулемы на молочной сыворотке, а разворотливые проходимцы выкачивают из карманов доверчивых людей немалые деньги. А чего стоит высказывание крупного чиновника от здравоохранения в средствах массовой информации о допустимости для себя при определенных обстоятельствах обращения к целителю. Нравственная коррозия в медицине опаснее дефицита лекарств и оборудования. Никто не считал цены уступок нашей медицины и здравоохранения средневековому мракобесию, воскрешению которого способствовал потрясший Россию общественно-экономический кризис. На самом деле цена эта очень высока. И в сокращении средней продолжительности жизни мужчин и женщин наряду с социальными и экономическими факторами не последнее место занимает профессиональное медицинское “вероотступничество”. Значит, у нас довольно много врачей и ученых, не имеющих внутренней диктатуры долга и профессиональной чести.
В наше время не нужно идти на костер за убежденность в том, что лейкемия возникает не от сглаза. Не нужно рисковать жизнью и ставить эксперименты на себе для доказательства инфекционной природы распространенных болезней. Не нужно затрачивать время и немалые средства для доказательств отсутствия лечебного эффекта от сверхслабых биополей в век электронных вихрей, бушующих вокруг человека, сидящего за компьютером с сотовым телефоном около уха или за пультом управления атомной электростанции. Но в наш век нужно по-новому рассматривать критерии профессионального соответствия врачей. Не только по количеству вылеченных ими пациентов, оставшихся не охваченными шарлатанами, а по уровню воздействия на сознание населения. Рассуждая в этом направлении, мы можем понять, почему в последние годы окончательно рухнуло санитарное просвещение. Потому что шаг за шагом наше здравоохранение стало отступать от тех принципов, ради которых в исторической ретроспективе еще сравнительно недавно наши коллеги шли на костры и плаху, втирали в кожные надрезы на своем теле гной умерших больных, пили бульонную культуру из испражнений холерных больных. Совершали подвиг во имя истины, назначая самую высокую цену – собственную жизнь. Не для личного обогащения и славы. Для доказательства своей правоты другим и для просвещения менее осведомленных людей.
Не знаю, может быть, буду неправ, если скажу, что основное предназначение врача сейчас не в диагностике и лечении заболеваний, а в просвещении населения. Наша врачебная вина есть в том, сколько тысяч жизней обрывается раньше времени в результате потребления населением непомерных количеств алкоголя, табака, наркотиков. У нас ослабела диктатура профессионального долга и чести, и потому мы не оказываем надлежащего сопротивления неразумным действиям властей, извлекающих прибыли из насаждаемого в масштабах страны пьянства, разврата. Мы соглашаемся с ролью пассивных наблюдателей разрушения здоровья нации, ее физической и нравственной деградации. Мы – интеллигенция, призванная вести людей к высшим идеалам и ценностям, не можем оказать сопротивление кучке безнравственных “олигархов”. Мы потеряли власть над умами и сердцами людей? Скорее всего так. И потеряли ее потому, что с новой псевдодемократической революцией “отменили” диктатуру профессионального долга и чести. Отменили только потому, что сочли это понятие синонимом бесчеловечных репрессий. Напрасно отменили, как показала жизнь. Этика врача – это не слащавые разговоры сентиментальных барышень и не озабоченных другими проблемами мужчин. Этика – это высокая внутренняя культура врача, умение подчинять свои мысли и действия профессиональному кодексу, долгу, общественному предназначению. Умение соподчинять личное профессиональным, корпоративным интересам. Вот эту диктатуру, наверное, следует восстановить, поскольку альтернативы былому высокому доверию и уважению к нашей профессии быть не может.
И если мы не захотим, не сумеем в ближайшее время внутри своего специфического цеха восстановить жесткие, но справедливые и добровольно принимаемые каждым нормы, то неизбежно войдем в историю отечественной медицины как поколение врачей, своим бездействием способствовавшее разрыву преемственности профессиональных традиций. Очень не хотелось бы этого, коллеги…

Проф. Георгий КОМАРОВ,
главный редактор “Врачебной Газеты”,
заслуженный врач РФ