Демография: биологические закономерности, репродуктивный потенциал и политические спекуляции

В последние десятилетия аргументы демографического толка постоянно используются политиками. Выражения типа “вымирание нации”, “уничтожение генофонда” и т. п. стали расхожими клише. Это пробуждает естественную потребность разобраться в том, что же в действительности происходит с демографическими процессами, все ли так катастрофично, как рисуют некоторые идеологи. И как соотносится демографическая ситуация в нашей стране с общемировыми тенденциями. Кроме того, сама проблема взаимосвязи демографии и политики имеет и другую сторону. Политика не только использует демографические аргументы, но и сама, даже не замечая того, нередко формируется под воздействием демографических процессов.

Демографический переход и закономерности роста населения Земли

За долгие годы исследований закономерностей народонаселения накоплен огромный фактический материал, ставший основой современных научных интерпретаций. Среди них в настоящее время доминирует системный подход, при котором все население мира рассматривается как эволюционирующая и самоорганизующаяся система, существенно не отличающаяся в разнообразии своего поведения и подчиненная единым законам, от геохимических до ноосферных, от прокариот до высших позвоночных. Наиболее существенная и определяюще важная составляющая этого подхода – признание существования особого времени в состоянии популяции, получившего название демографического перехода (Вишневский А. Г., Капица С. П., Kaa D. J. van de). Он выражается в резком возрастании скорости роста популяции (за счет периода высокой рождаемости, сочетающейся со снижением смертности) с последующим столь же резким ее уменьшением, после чего население стабилизируется в своей численности. Процесс этот для разных государств и народов растянут во времени, определяется поведенческими установками на воспроизводство и проявляется в возможностях планирования семьи – регулировании числа детей и интервалах в их рождении.

Согласно расчетным данным С. Капицы, демографический переход занимает 2 периода (цикла) эффективной длительности поколения, каждый из которых равен 42 годам. Население мира вступило на путь глобального демографического перехода в середине 60-х годов XX века. Соответственно, завершение его ожидается к середине XXI века, когда общая численность мирового населения практически удвоится в последний раз (см. рис.). Затем наступит эпоха стабилизированной численности населения мира со значительно меньшими и хорошо прогнозируемыми скоростью прироста и коэффициентом рождаемости уже за счет внутреннего резерва – “демографического бонуса”. Последний количественно может оцениваться числом женщин детородного возраста в каждый период времени. В пиковом, критическом по абсолютному приросту живущих 2007 году население мира достигнет 7 млрд человек.

При этом абсолютный прирост населения достигнет пика – количественного максимума – при снижении относительной скорости прироста численности с 2,1% в 1962–1965 годах до 1,3–1,25% к 2007 году и общемирового коэффициента рождаемости с 4,3 в 1965 году до 3,0 – в 1992 году, 2,8 – в 1997 году, 2,6 ожидаемых – к 2007 году и уровню простого воспроизводства (2,1–2,14) к 2049 году.

Разумеется, разные страны и народы проходят этот этап своего развития неравномерно. Так, европейские государства и Россия первыми завершили его.1 С разной степенью отставания подобный процесс осуществляется в Латинской Америке, Центральной и Восточной Африке, странах Азиатско-Тихоокеанского бассейна. Развивающиеся демографически более молодые страны и народы проходят через “фазу напряженности” быстрее, за счет ранее накопленного странами европейской культуры опыта, информации, средств коммуникации, транспортных и торговых связей, источников энергии, политического влияния, миграционных потоков, особенностей и характера предшествующих колонизации.

Процесс демографического перехода закономерно сопровождается изменением возрастной структуры популяции в сторону ее “постарения”, увеличением возраста среднестатистического жителя Земли. Так, средний (медианный) возраст жителя Земли в 1993 году равнялся 25 годам, а в 1998 году составил уже 26,5 лет. При этом, если в Европе и России он лежит в пределах 37–41 год, то в Центральной Африке равняется 17–19 годам. Даже этот показатель может многое сказать о стадии развития того или иного общества, его технологическом обеспечении и культурном статусе, уровне брачности и разводимости, экономике, политической организации, степени урбанизации и т. д., являясь наряду с уровнем смертности и коэффициентом рождаемости надежным индикатором стадии демографического перехода.

Техно-гуманитарные детерминанты саморегуляции численности человеческой популяции

Мировые войны XX века, сопровождавшиеся общими потерями около 140 млн человек, подтвердили положение о том, что угроза глобальной безопасности возникает при увеличении градиента численности роста населения и экономического неравенства. По отношению к количеству живущих в XX веке людей (10 млрд в трех поколениях) потери во всех войнах составили около 1,5%. Это огромная цифра: хотя она и превышает показатели за демографически более спокойные XIX и ХVIII века, но уступает аналогичному показателю позднего средневековья (XV век) и более раннего времени. В долгосрочной исторической тенденции, несмотря на возрастающую мощь оружия, увеличивающуюся плотность проживания людей и периодические обострения вооруженных конфликтов, процент жертв среди населения не только не возрастает, но и сокращается (Назаретян А. П.).

Сходный по смыслу результат был получен при сравнении второй мировой войны – самой кровопролитной в истории человечества – с войнами австралийских аборигенов (Blainey G.), целью которых являлись не политические, экономические или территориальные приобретения, а количество уничтоженных врагов. Со временем цели и методы ведения войн изменились. Оказалось, что процент человеческих потерь от общей численности населения во всех странах (за исключением потерь СССР во второй мировой войне)2 уступает аналогичным показателям первобытных племен. Такое парадоксальное сочетание неуклонно возрастающего потенциала боевых технологий со снижением реального процента потерь позволило предположить, что рост культурно-психических ограничительных факторов сам по себе способен компенсировать возрастающие инструментальные возможности взаимоистребления и разрушения (Назаретян А. П., Померанц Г. С.).

Не обсуждая единичные доводы, выдвигаемые против признания факта единства человеческой истории, отметим, что сегодня неприятие эволюционного мировоззрения распространяется лишь на культовых, “внеосевых” приверженцев шпенглерианского постмодернизма в науке, рассматривающего человечество в качестве замкнутых “цивилизационных монад” и идеологов всех направлений исламского фундаментализма, призывающих к отказу “своего” населения от пользования плодами человеческой цивилизации в пользу “чистого” ислама, т. е. воспроизводства и сохранения в поколениях типа бытовой организации “жизни предков”. Практическое применение и понимание такого опыта “жизни предков” выливается либо в демонстративные публичные казни противников, примеры чему давали, в частности, и афганские талибы, и чеченские власти во время режима А. Масхадова, либо в захваты заложников и, по сути, возрождение работорговли и в иные проявления жестокости, несовместимые не только с представлениями современной цивилизации, но и с канонами ислама, именем которого совершаются все эти зверства.

Попустительство мирового сообщества к идеологическому обеспечению и религиозному прикрытию фактов бесчеловечности и общественно-опасных террористических актов, в основном с целью устрашения, еще не до конца осознанная опасность терроризма как ведущей проблемы XXI века, уже позволили сформировать организованную, опасную сегодня и в перспективе “террористическую ось от Филиппин до Косово” (В. Путин). Для нашей темы показательно, что эта ось объединяет территории с высоким уровнем рождаемости и лишенным элементарных прав демографически молодым гражданским населением, разоренным, бесправным и запуганным.

Демонстрация разрыва между “психологией” и “технологией” проявляется в том, что и идеологи международного терроризма, и рядовые исполнители жаждут мировой, а не поселковой славы, хотя бы по степени жестокости и количеству жертв. При этом они пользуются технологическим потенциалом той самой цивилизации, которую объявили своим врагом и ценности которой отрицают.

Обобщение отечественными авторами большого и разнообразного материала из истории, антропологии, психологии в рамках синергетической модели развития (Померанц Г. С., Назаретян А. П.) привело к заключению, что на всех стадиях человеческой жизнедеятельности соблюдается закономерная зависимость между тремя переменными – технологическим потенциалом, качеством выработанных культурой средств саморегуляции и внутренней устойчивостью социума. В самом общем виде эта зависимость названа законом техно-гуманитарного баланса, из которого следует, что чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенный механизм сдерживания агрессии необходим для сохранения общества.

Таким образом, растущий технологический потенциал делает социальную систему менее зависимой от внешних колебаний, но вместе с тем более чувствительной к внутренним колебаниям (т. е. к состоянию массового и индивидуального сознания). Эти обстоятельства могут быть отражены математически, и в настоящее время отечественными авторами уточняются структуры и коэффициенты для каждого из компонентов соответствующих уравнений (Социально-исторический прогресс: мифы и реалии).

Уровень культуры складывается по меньшей мере из организационной сложности общества, информационной сложности культуры и когнитивной (рефлексивно-ментальной) сложности среднего носителя данной культуры (Социально-исторический прогресс: мифы и реалии). Думаю, в число выявляемых зависимостей и вычисляемых коэффициентов математических уравнений целесообразно включение наиболее устойчивых переменных, отражающих уровень рождаемости (тип воспроизводства) населения, средний возраст жителя и поправку на число живущих в данный момент времени.

На мой взгляд, эмпирически и исторически очевидна прямая зависимость между вероятностью антропогенных кризисов и больших человеческих потерь в регионах с высоким уровнем рождаемости, если последний не успевает компенсироваться соответствующим качеством культурных ограничителей. Естественный прирост населения, как и число детей, рождаемых женщиной в течение жизни (общий коэффициент рождаемости), находятся в обратной зависимости как от уровня технологической обеспеченности (Акопян А. С., Лисицин Ю. П.), так и от допуска женщин к образованию (Лисицин Ю. П., Акопян А. С.). Технологическая обеспеченность и допуск женщин к образованию – интегральные показатели уровня, культуры.

Репродуктивный потенциал населения и перспективы антропогенеза

Характер отмеченных зависимостей, механизм векторности, последовательности временных изменений, закономерностей динамики рождаемости позволяют строить демографические прогнозы и ориентиры на предвидимое будущее, определить набор мер, направленных на человекосбережение, а также готовность к изменениям в возрастной структуре населения и заболеваемости, наступление которых можно предполагать с высокой степенью достоверности.

Феномен прогресса как роста организационной сложности, “запаса устойчивости” эволюционирующих систем, в том числе биологических, по отношению к внешним воздействиям в терминах термодинамики означает рост их удельной свободной энергии, рассчитываемой к единице объема или массы системы. Эта величина, как и стадия демографического перехода – в сущности, координата времени. Любое развитие во времени сопровождается потерей эволюционирующей массы, постепенным переходом вещества системы в состояние стационарности, в данном случае – к стабильному, предельному состоянию населения. Потеря эволюционирующей массы не может не иметь места и в социуме – его стихийное развитие сопровождается уменьшением числа прогрессирующих индивидов (Социально-исторический прогресс: мифы и реалии). При описании демографического процесса это, очевидно, соответствует изменению возрастной структуры популяции в сторону ее “постарения”.

С медико-демографических позиций обеспечение внутренней активности эволюционирующей массы может быть оценено через введение параметров репродуктивного потенциала, включающего:

l абсолютную и относительную долю лиц репродуктивного возраста и детей;

l уровень их репродуктивного, психического и соматического здоровья с позиций здравоохранительных социальных нормативов;

l репродуктивные установки (поведение) лиц репродуктивного возраста и реальные возможности их осуществления.

Аналогичной оценке подлежит и перспективный репродуктивный потенциал, рассчитываемый:

l по количеству всех детей (брутто-коэффициент) либо только девочек (нетто-коэффициент) на данной территории по отношению ко всему населению (нагрузка детьми);

l по состоянию их (детей) репродуктивного, психического и соматического здоровья;

l по проценту лиц, доживающих до окончания репродуктивного возраста (49 лет);

l по традиционным репродуктивным установкам на территориях и возможностям их осуществления.

Учитывая разноразмерность этих показателей, попытки их операционального учета в рамках одномерной балльной шкалы наталкиваются на определенные методологические трудности. Тем не менее, уже известные статистические корреляции показывают: чем старше популяция по среднему возрасту, тем выше процент городского населения (агломерация), тем ниже рождаемость, брачность, выше процент разводов, возраст вступления в брак и появления первого ребенка.

На стадии численного роста популяции в условиях демографического перехода уровень рождаемости в условиях внекризисного развития никогда не возвращается к предыдущему и не превышает предшествующие показатели. Его величина, как отмечалось, определяет напряженность социального процесса, проявляющегося в агрессивности внешней и внутренней политики, территориальных претензиях, колонизациях, миграции из сел в города, крупномасштабных гражданских войнах и конфликтах, черпающих человеческий ресурс в “потерянной молодежи”, а также в радикальных идеях, ожиданиях выполнения нереальных обещаний и чудес от политических лидеров и т. д. Для этапа “стихийного” развития (“режима с обострением”) характерно уменьшение числа прогрессирующих индивидов (эволюционирующей массы), что компенсируется ростом общей численности народонаселения, который в этой ситуации оправдан с антиэнтропийных, синергетических позиций (Голубев В. С., Капица С. П., Курдюмов С. П., Малинецкий).

Экологические ограничения на экономическое развитие в рамках мировой рыночной системы хозяйствования сами по себе определяют необходимость замедления роста населения в XXI веке, вплоть до полного прекращения в перспективе количественного роста, что убедительно прогнозируется (см. рис.). В то же время, по данным Международной организации питания, имеющихся ресурсов вполне достаточно, чтобы прокормить 20–25 млрд человек. Теория демографического перехода опровергает пророчества о нехватке ресурсов.

На смену промышленной революции приходит революция информационная, обусловленная кризисом индустриализма в демографически зрелых странах с рыночной экономикой. Удвоение численности народонаселения мира в XXI веке произойдет в последний раз, на этом уровне она стабилизируется на обозримые 150–200 лет. Скорость прохождения этого пути для разных культур и территорий, как отмечалось, разная, но последующие проходят его быстрее предыдущих за счет внешних политических, гуманитарных и социально-экономических влияний и воздействий. В такой ситуации без ущерба для эволюционирующей массы прогресса приоритетным становится совершенствование качества личности, увеличение человеческого капитала (Социально-исторический прогресс: мифы и реалии; Лисицин Ю. П., Акопян А. С., Голубев В. С.).

Следует отметить, что даже телеологически, учитывая “канализацию” развития эволюционирующих систем, новый режим аттракции после завершения демографического перехода не предполагает других прогрессивных альтернатив, кроме роста удельного человеческого капитала. При этом важно, что даже если национальное богатство, инфраструктура экономики и социальной сферы (собственно имущество) переживают численно уменьшающееся население и в подушевом исчислении возрастают, то прогресс при этом не реализуется сам собой, так как требует текущего содержания в силу временной и технологической деградации производственной базы, жилого фонда и объектов социальной сферы, других систем жизнеобеспечения человека и общества. При уменьшении численности народонаселения человеческий капитал станет непропорционально быстро падать. Последнее без включения компенсаторных механизмов культурной регуляции, собственно, и будет означать регресс (Социально-исторический прогресс: мифы и реалии).

Соглашаясь с известной аргументацией А. Назаретяна, проводящего идею о том, что преобразования во Вселенной представляют собой сквозной вектор изменений, в котором человек – продукт развития не столько биосферы, сколько всей Метагалактики, и не просто один из биологических видов, а носитель культуры, хотелось бы сделать ряд замечаний, касающихся видения перспектив человечества. По мнению Назаретяна, огромные операциональные возможности поставили современного человека перед грандиозными историческими задачами, одна из которых совершенно обоснованно рассматривается в контексте кардинального устранения политического насилия, вторая формулируется как “целенаправленное вторжение в самые интимные основы бытия” – интенсивное развитие генной инженерии, техник трансплантации и искусственных органов, а также искусственных механизмов репродукции (планирования, воспроизводства и выживания потомства). Необходимость вторжения инструментального интеллекта “в самые интимные основы естества” мотивируется тем, что ценность каждого индивидуального существования “заблокировала механизм естественного отбора”, что оборачивается быстро надвигающейся угрозой генетического коллапса, экстраполяция которого предвещает “необратимую биологическую деградацию населения” в силу того, что сегодня человек с момента рождения защищен броней гигиены, здравоохранения, механических средств и стабильного питания. Все это снижает общую жизнеспособность популяции. В результате из поколения в поколение количество индивидов, ранее обреченных биологически, растет по экспоненте.

На основе этих посылов делается внешне, казалось бы, закономерный и очень смелый вывод о том, что генетическое перерождение человека – коренная трансформация, без которой сохранение цивилизации на нашей планете исключено. Говоря же о “вторжении инструментального интеллекта в самые интимные основы естества (бытия)” (Социально-исторический прогресс: мифы и реалии; Назаретян А. С., Лисица И. А.), да еще в ближайшем веке, Назаретян, сам того не желая, приближается к рекомендациям тех самых “либеральных” экологов, писания которых столь эмоционально критикует (Назаретян А. С., Лисица И. А.), правда, с обратным знаком за счет “гимна технологиям”, но сходным по отношению к правам личности и индивидуальному существованию результатам.

Между тем, опыт развития биологии и медицины XX века, современные биоправовые положения, касающиеся защиты человека от “высоких медицинских технологий”, декларируемые государствами и правительствами, международными биоэтическими документами, мой скромный опыт теоретической работы в сфере медицинской демографии, общей и частной репродуктологии (Лисицин Ю. П., Акопян А. С.), в практике клинической уроандрологии и экстракорпоральных методов лечения, демонстрируют не только обратные тенденции, но и принципиальные биологические, эволюционные ограничения на процесс ощутимого вмешательства в генетическую составляющую человеческой личности.

В частности, если в середине XX века открытие ДНК, возможности медицинской генетики и вмешательства в геном человека воспринимались общественным мнением как сугубо позитивные, то последние десятилетия к таким открытиям стали относиться более настороженно. В 1996 году в Париже ЮНЕСКО приняла Всеобщую декларацию о геноме человека и правах человека. Международная Конвенция по биоэтике, принятая в Страсбурге в ноябре 1996 года, также ставит своей целью “защиту человеческого существа от односторонних интересов общества и науки”. Принято большое количество международных деклараций о необходимости разработки национальных законов, обеспечивающих три уровня защиты (индивида, общества и вида) от вмешательства “высоких медицинских технологий”. Кроме того, загодя оговаривается запрет на дискриминацию, основанную на генетических тестах, которыми в будущем могут воспользоваться работодатели и страховые компании при найме сотрудников или заключении договоров с клиентами.

.

А. АКОПЯН, профессор, директор Республиканского центра репродукции человека